Тагир Самакаев: У российских спортсменов очень слабая социальная защита

Адвокат, представляющий интересы обвиняемых в употреблении запрещенных препаратов Дмитрия Ярошенко, Альбины Ахатовой и Екатерины Юрьевой, признался, что, как бывший десятиборец понимает, в каком положении находятся спортсмены, которые в одночасье стали никому не нужны.

— Альбина Ахатова в прямом эфире, глядя в глаза миллионам телезрителей, заявила: "Я не принимала допинг!". В личных встречах Юрьева, Ярошенко и Матвеева говорили вам то же самое?

— Возможно, кто-то посчитает, что нижесказанное — лукавство с моей стороны, - рассказал в интервью "Советскому спорту" Самакаев. - Но, если человек утверждает такое, значит, у него есть на это веские причины. Если он искренне полагает, что невиновен, – это его позиция. И какие основания у меня ему не верить? Я знаю, многие относятся к этому со скепсисом: мол, спортсмены все знают на самом деле. Они такие-сякие – пробу ставить негде, жулики… Но подобное отношение оскорбительно.

— Но если материалы, пришедшие в СБР, подтвердят – прямо или косвенно – вину спортсменов, вы задумаетесь о продолжении работы с ними?

— Право на защиту – одно из достижений демократии. Можно защищаться самому, можно обратиться к профессионалу. Когда обращаются ко мне, моя задача – ему помогать, дабы не допустить ошибок в его позиции защиты. Есть масса регламентирующих моментов по поведению спортсменов…

— Презумпция виновности в спорте сразу объявляет спортсмена негодяем, наглотавшимся стимуляторов и теперь строящим из себя невинную овечку. То есть атлету изначально предстоит оправдываться, привлекая в помощь адвоката?

— Нарушения начинаются с того момента, когда запрещенное вещество обнаружено в организме спортсмена. А уже затем возникает необходимость либо опровергать наличие этого вещества, либо доказывать и разъяснять свою позицию в той части, каким образом нехорошее вещество могло попасть в организм спортсмена. Опыт моей работы подсказывает: чаще всего спортсмен в возникшей ситуации напрямую не виноват.

— Если по материалам, присланным из IBU, начнет проявляться вина не только и не столько спортсменов и врачей, сколько главных тренеров и первых лиц федерации, — как вы поступите? Начнете выгораживать боссов?

— Я буду представлять интересы спортсменов до той степени, покуда им самим это не начнет вредить. Может, атлеты посчитают, что возможны иные способы защиты. Я обязан показать все подводные камни. Я им все расскажу, и они вправе будут сами принимать решение. Мои подзащитные – люди адекватные.

— Заявления президента Международного союза биатлонистов Бессеберга, в том числе и прозвучавшие в марте утверждения, что русская троица употребляла эритропоэтин, окажут влияние на общественное мнение и, соответственно, на мнение судей?

— Наверное, у Бессеберга были очень убедительные аргументы, чтобы говорить подобное. Но меня это не смущает. Поскольку, когда говорят, что спортсмен виновен, вину еще только предстоит доказать. Ведь может выясниться, что некие сторонние обстоятельства привели к тому, что озвученный препарат оказался в организме спортсмена. Мы внимательно смотрим, оцениваем, анализируем.

— То, что в успешном исходе может быть заинтересован самый богатый человек страны Михаил Прохоров, имеет для вас значение? А также то, что процесс – при любом исходе – получит широкий резонанс в России и в мире?

— Я не исходил из этой позиции. На то, что дело "резонансное", не обращаю внимания. Я как бывший десятиборец представляю состояние ребят, которые были на самой вершине, а потом вдруг оказались мало кому нужны. У спортсменов в нашей стране очень слабая социальная защита. А ведь нужно не только лавровые венки и золото собирать сейчас, но и смотреть в будущее чемпионов.

Что касается Прохорова, он… интересный человек. Мне нравится с ним общаться. Его желание привнести новое в жизнь федерации и утвердить порядочность в отношениях спортсменов и федерации мне импонирует.